Акабский залив
Вместе с первым лучом просыпается зной,
Начиная немедля слезиться и плавиться...
Это солнце Синая стоит надо мной,
Или с неба глядит бедуинка-красавица?
Я хотел не спеша разобраться с судьбой,
Оказаться в раю беспечальном… Но где же я?
Бесконечный песок, бесконечный прибой
Да отели убогие вдоль побережия.
Аравийских утесов немая стена
Отторгает догадки усердного зрения.
И вторгается в ноздри мои допоздна
Запах йода, как в первые дни сотворения.
И часами слежу я, с листом и пером,
Вытирая соленые капли испарины,
Как ползет по заливу безмолвный паром,
На глазах пропадая в полуденном мареве.
Фиолетовой кляксой по желтым горам
Расползается тень от пресветлого облака.
…Где-то в этих расселинах прячется храм,
Сберегающий таинство Божьего облика.
Эль-Фанар
Глядеть в окошко бы — и ахать бы…
Но край крыла опять залез
На голубую ленту Акабы,
Отнявшей краску у небес.
Теперь придется c думой тайною
Сидеть и ждать на том крыле,
Когда прильнут колеса лайнера
К богоспасаемой земле.
Прилет, таможня, расселение,
Ленивый ужин, ночь… Но вот
В тиши предутреннего бдения
Мулла невидимый поет.
Теперь — вставать и песней смелою
Шугать египетскую лень,
И мазать кремом тело белое,
Чтоб не сгорело в первый день.
И к маяку путем исхоженным
Тащить пораньше плоть свою,
Чтоб наконец-то ахнуть: «Боже мой,
Я вновь на рифе! Я в раю!».
Стряхнуть заботы, страхи, пагубы
И неурядицы пути —
И в голубые воды Акабы,
Как в кущи райские, войти.
Медуза
Вновь душа моя звонко смеется,
Молодою свободой полна.
Сквозь осколки жестокого солнца
Я ныряю до самого дна.
Открываю глаза под водою:
Сквозь зеленое золото вод,
Гордый купол влача надо мною,
Красота неземная плывет.
Все движенья ее идеальны
И созвучны забытому сну.
И к жемчужному куполу тайны
Я беспечные руки тяну.
Как схватить эту дрожь, прелесть эту?
Но опять понимаю с тоской:
Ничегошеньки общего нету
У меня с этой тварью морской.
Стоит в руки мне взять эту жижу,
Этот скользкий фантом красоты —
Лишь остаток фантазий увижу,
Лишь убогий обмылок мечты.
Засыпаю под вечер… То ль море,
То ль фортуна качает меня.
И опять пропадаю в просторе,
В сновиденьях минувшего дня.
Вновь тянусь к миражам недоступным,
Расколовшим всю жизнь пополам,
И плыву к ним… И руки тяну к ним,
К фосфорическим их куполам.
Просыпаюсь. Ну, что за обуза
Тишь да гладь мою гонит долой?
Руки чешутся. Это медуза,
Это память о встрече былой.
За мелкими водами
Покуда я плавать на рифе своем
Не начал точней и системней,
Всё время я плыл не туда — и о том
Весь берег кричал и свистел мне!
На мелкой воде я вставал на коралл
И делал два шага, пока мне
Идти удавалось. И снова вставал
И падал на скользкие камни.
И раны саднили, и что-то в груди
Скулило. Минуты, как годы,
Тащились… Но вот, наконец, позади
Оставил я мелкие воды.
Сквозь маску прозрачную глянул я вниз,
Качаемый зыбкой волною,
И кущи чудес увидал — и завис
Над их голубой глубиною.
Какие мне чувства в тот радужный миг
Подарены были судьбою!
Какие чертоги подводных владык
Увидел я перед собою!
Над миром таинственным — там, где вода
Качалась, тепла и лучиста,
Висел я… И больше уже никогда
Не слышал ни криков, ни свиста.
За час до завтрака
Египетской луны сияющий бочонок
Над пальмою висит, как в прошлые века.
Я слышу редкий лай далеких собачонок
И неумолчный скрип отельного движка.
Я вижу тихий мир египетской деревни,
В недавние года опершейся на риф
И ставшей городком, что под луною древней
Лежит сейчас в тиши, мне сердце покорив.
Мой благодарный взгляд его приметы копит,
Чтоб унести с собой под русский небосвод…
Но всё бледней луна. Мой ранний кофе допит,
Мой завтрак ждет меня, и риф любимый ждет.
Рыба-петух
Экспромт в Шарм-Эш-Шейхе
Я видел, как мимо прокисших старух
Плыла беспардонная рыба-петух.
И прямо в их сонные рыла
Она, подбочась, говорила:
«Сидели бы дома себе, на печи,
И грели бока об ее кирпичи.
Нет! Дьявол-летун, нам на горе,
Принес вас на Красное море!»
Я видел: вскочили полсотни старух!
И скрылась нахальная рыба-петух.
Но долго носилось над пляжем:
«Мы щас тебя, гада, размажем!»
Утро перед отъездом
Светлячки фонарей заплясали в бассейне,
Ветка пальмы качнулась, нема и темна…
Как, должно быть, сейчас в моей роще осенней
Полыхает, съедая глаза, желтизна.
Как, должно быть, сейчас на пруду моем старом
Утки носятся шумно… С томленьем в душе
Покидаю Египет — и с темным загаром.
Вот и ветер попутный родился уже.
Скат и рыба
Висит над скатом рыба черная,
Встречая рифовый рассвет.
Она — поклонница покорная,
А он, конечно же, поэт.
Он белоснежный, в пятнах вычурных,
И своевольный... А она,
Как мириады обезличенных,
В мечты любви погружена.
Висит фанаткой безответною
Над повелителем своим
И плавниками воду светлую
Тихонько гладит по-над ним.
И, наслаждаясь этой ванною,
Он белой грудью давит дно…
Какая пара элегантная!
Но им расстаться суждено.
Не сможет скат беспечно спариться
С той, у которой жир в крови.
Не сможет рыба тихо стариться
С капризным чудищем любви.
Но смяты оба страстью хрупкою,
Не понимая ни аза…
Плыву я мимо в маске с трубкою
И солоны мои глаза.
Под белой яхтой
Беззлобно труня над моей сединой,
Бог моря послал приключенье:
Под белую яхту зеленой волной
Меня заносило теченье.
И винт под кормою вращался гребной,
Я видел: всё ближе темнел он…
И тут меня к борту швырнуло волной!
И взвыл я, зеленый на белом.
Схватившись рукою за мокрый канат,
Я буркнул обидчиво: «Ишь ты,
Всё шуточки шутишь… А впрочем, я рад,
Что вновь надо мною трунишь ты.
Ведь в семьдесят лет от гребного винта
Погибнуть средь Красного моря —
Не так уж и плохо. Не смерть, а мечта!»
И море молчало, не споря.
Забрался на борт я, и снова года
Поплыли, томя скукотою…
Быть может, слегка перегнул я тогда,
Назвав эту гибель мечтою?
А впрочем, и ныне всё кажется мне,
Что нет тут особого горя —
Под белою яхтой в зеленой волне
Погибнуть средь Красного моря.
Созерцание вечернего самолёта
Ты летишь высоко и мигаешь огнями,
Свой рокочущий гром обгоняя в пути…
Что-то общее, видимо, есть между нами,
Хоть металла во мне днем с огнем не найти.
Я как ты — высоко. Я огнями мигаю,
Чтобы с разных сторон меня видели тут
Все, кто в дальнюю даль по небесному краю
Громогласно летят, выверяя маршрут.
И с далекой земли за огнями моими
Тоже кто-то следит. И рокочущий гром,
Вдаль несущий мое серебристое имя,
Я давно обогнал на маршруте своем.
Я лечу высоко. Но на рейсе обратном
Ты меня не увидишь. И кто ж виноват?
Что могу я поделать, мой милый соратник,
Если прямо по курсу пылает закат?
Путь начертан не нами. И хоть ты разбейся,
Но его не изменишь. Блестя серебром,
Ты летишь по маршруту вечернего рейса,
Путь держа на незримый свой аэродром.
Ты летишь в тишине, свои думы нацеля
На закат, что уходит, горя и знобя.
…Далеко на земле, на веранде отеля
Кто-то с чашечкой кофе глядит на тебя.
В день вылета
Розовеют перья облаков
И плывут к неведомой отчизне...
Снова утро. Город меж песков
Снова пробуждается для жизни.
Вот уже летит под небеса
Вдохновенный голос с минарета
И уже бросаются в глаза
Все цвета синайского рассвета.
Час-другой — и тысячи гостей
Нехотя поднимутся с постелей,
Разбудив зевающих детей,
Вылезут на солнце из отелей
И поедут к морю… Но примкнуть
Не смогу к ним, заспанным, теперь я.
Нынче вместе с вами в дальний путь
Полечу я, розовые перья…
