Где и когда впервые повстречался с дикоросом-мятой, с этой чудесной травой духмяных лесных опушек? Был я молод, путешествовал по стране в качестве газетчика, и вот как-то дороги привели меня в тверское Волговерховье.
В уединенном уголке соснового бора обитало там одно семейство. Соседей поблизости не было. Приютили меня в старом — довоенной постройки — доме. Обитатели оказались большими любителями до чайных, за столом, посиделок на берегу реки.
Я ловил рыбу — всё больше плотвичек на один зубок — и угощал своей не шибко жирной ухой тамошних молодых проживателей. Они в ответ подливали мне вкуснейшего чайку. Ох, до чего же он был приятствен вприкуску с конфетками леденцовой разновидности!
В то время не было у меня привычки отдавать ежедневную дань восхитительным чайным церемониям, которым привержены истинные любители боровой флоры, знатоки лесных трав. О каких растениях речь? О таких, как нежная душица, брусника с её целебными листочками, земляника, или точнее — лесная клубника. И конечно, надо упомянуть замечательную траву, что прозывается мятой. Она, кстати, растёт на лесных опушках — вот вам полный аналог садовой, то есть культурной, остролистной перечной мяты.
День за днём шли, и я проникался искренним почтением к скромным растениям, что в изобилии освоили далекие от шумных городов сосновые гривки пообочь не очень широкой верхней Волги.
Открывал для себя прелести срединной России.
А потом — уже побывав на Амуре, в Хабаровске и в комсомольском Городе Юности — вдруг ощутил притяжение к писательству. Этому поспособствовало и таковское обстоятельство: приметил родство природно-душевных особливостей нашей огромной страны, в равной степени — близость поэтических настроенностей у литераторов, искренне любивших страну, доподлинно понимавших, сколь много радостного и в обязательности общего можно увидеть во всех краях нашей Родины. Поначалу — готов признаться — поразился, насколько в унисон порой звучат стихотворения, хоть у рязанца Сергея Есенина , хоть у дальневосточника Петра Комарова.
Впервые познакомился с Дальним Востоком, когда командировочные дела привели газетчика на места вблизи Уссури. Тамошние проживатели много интересного поведали, хоть об удивительных здешних рыбах, хоть о лесных, весьма целебных ягодах. Обогатился неизведанными, очень русскому человеку полезными, энциклопедическими, можно сказать, знаниями. Не моги пройти, любопытствующий газетчик, мимо книжных лавок! А те — пожалуйста вам! — предлагают познакомиться с местными поэтами, патриотами края, богатого всяческой чудесной живностью и тем природным великолепием, на которое нельзя не залюбоваться. Очень мне понравились произведения Петра Комарова. Поэт приглашал взглянуть его неравнодушными глазами на Дальний Восток.
Не найдёшь той минуты краше,
Когда люди сказать смогли:
Все здесь русское, все здесь наше
От Москвы до конца земли…
Где-то есть, под Рязанью, что ли,
Не такие, как здесь, места:
За селом — с васильками поле,
Неба звонкая высота.
Что же, пусть небеса другие
Опускаются надо мной —
Ты и здесь мне мила, Россия...
«Край суровый, край родной» — стихотворец отмечал, и его признательность оказывалась столь пронзительной, настолько великодушно проникновенной и великой, что «суровость» легко растворялась в океане величавости настоящей и будущей. Любовь поэта росла с каждой строчкой и вставала перед читателем исключительно честным явлением. Примерно с той же неколебимо весомой откровенностью Есенина, когда он обращался к Рязанской любимой земле:
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
Книжки местных издательств меня, конечно, привлекли, всё же от порученного занятия не отвлекли. Дела мои требовали завершения. И через долечку времени привели они приезжего к амурским поселениям. Собирал материалы о заводах. При всем том не забывал подмечать факты интересных природных особливостей, когда флора северов и югов существует, что называется, в тесноте, да не в обиде. Порой — какое наглядное родство!
Тропы заповедников. Приходилось видать всякие. Бывая на Амуре, уходя вверх от Хабаровска и вниз, где река уж очень полноводна, примечал: дорожки здешние прихотливы — извилисты и гористы, однако исправно зовут в таинственную сень лесов.
Возле Комсомольска-на-Амуре расположена Сихоте-Алиньская охраняемая территория с центром в Пивани, здесь таежные тропки подступают прямо к урезу неудержимого потока, впадающего в Татарский пролив, и уж так-то вас тянет пройтись по урочищам с кабаньими дорожками.
В густых кедровых стланниках у них есть излюбленные пролазы-тропки, именно тут поджидают подсвинков хоть медведи, хоть тигры. У крупных хищников есть непременное соображение насчет самых кормных мест в холмах и долинах приречья. Если что удерживает тебя от неразумного шастанья по здешним звериным угодьям, то риск случайной встречи с грозными обитателями Сихоте-Алиня.
Более мирные заповедные тропки, пожалуй, найдешь лишь вблизи городских агломераций. Где-нибудь в Центральной России. Справедливости ради, надо сказать: Комсомольск-на-Амуре — совсем недалеко от Пивани. Их разделяет лишь река.
Другое дело — водный поток настолько быстр, напор его настолько могуч, неукротим, что враз охладит хоть разгорячившегося тигра, хоть любопытствующего медведя, коль некоторым обитателям Сихоте-Алиня захочется пройтись по городу. Нет, крупные хищники не ходят сюда в гости ни тогда, когда солнце палит по-летнему, ни тогда, когда зимний рекостав пересиливает стремительное течение.
Ледовая дорога, допустим, поспособствовала бы неразумному пешехождению. Однако здешнее городское поселение досточтимо крупное, приметно трудовое, и длинные улицы грохочут машинами ничуть не слабее тех заводов, которые поблизости дымят трубами, гремят обширными производственными мощностями круглые сутки напролет.
Имею право утверждать: многошумен легендарный Град Юности.
Бывал в заводских цехах, где хватает умельцев касательно строительства кораблей и самолетов, мостовых подъемных кранов великанского размера, а также знаменитых литейных машин, кои можно встретить во многих странах мира.
Будьте уверены, горожанам не приходится опасаться вторжения непрошеных гостей из тайги. Многолюдье само по себе — надежная защита, поскольку даже крупные хищники не забывают об осторожности.
При всём при том интересовал меня вопрос: растительность в этих краях богатая, неужто комсомольчане равнодушны к плодам дикоросов, к возможности в выходные дни отдохнуть среди чудес природы?
На что один индустриальный директор дал ответ вполне исчерпывающий:
— Заповеданная территория в заречье, конечно, ставит заводчанам свои условия. Однако наше левобережье ничуть не беднее. Тут хватает ягодников, целебных трав. В чести у нас походы в сопки, а еще вот какая вышла история — появились любители покопаться на садовых участках. Заводской умелец, он и на природе не хлебает лаптем щи. Догадались садоводы выращивать в стелющейся форме старинные сорта яблонь, известные в том же самом Подмосковье. Даже освоили южные культуры груш. Как им удалось справиться с зимними холодами? Снега у нас выпадает много. Под толстой шубой хорошо перезимовывает и «Боровинка», и такой сладкий сорт, как «Бабушкино». Я и сам не прочь посадовничать. Дерево всего-то в высоту полметра, а плодов дает вровень с обычным, прямостоящим.
Вот такой случился разговор.
Удалось мне поездить, походить по окраинам Комсомольска-на-Амуре. Повидал и пологие склоны сопок, и гористые поднятия, которые подале располагались.
Думал о соседстве крупных городских агломераций и заповедников, где стоит насущная задача сохранить животный и растительный мир, который стремительно ужимается под натиском, так называемой, цивилизации.
Всё-таки наша цивилизованность не в том, чтобы рушить всё вокруг, сводить на нет леса и реки. Сбережение всемерное — вот её отличительный признак. И уж коль речь у меня с машиностроительным директором зашла о Подмосковье, о садах и лесной растительности, то не секрет: хиреют тутошние рощи и боры.
Расширить бы охраняемый зеленый пояс вокруг Москвы, прекратить хищнические порубки. На улицах её, глядишь, задышалось бы нам полегче.
Уж что-что, а довелось мне побывать в рощах к северу и западу от города, к югу и востоку. Естественно, навещал хвойные заказники, где каждая сосёночка на счету. Приглядывался к заповедованным территориям. Тут, вблизи самой крупной в стране городской агломерации, тоже есть много интересностей. Имел я право припоминать в местах к югу от российской столицы рязанского — а точнее, российского — поэта Сергея Есенина.
Слушает ласково песни глубокие
С запада розовой лентой заря.
С нежностью смотрит на звезды далекие
И улыбается небу земля.
Улыбка в этих строчках нисколько не юмористическая, она — сплошное добросердие.
Идут годы. Стихи, рассказы мои изредка публикуются. И не уходит у меня желание вести разговор о нашем пребывании в пределах умной природы. И всё оттого, что желательно бы всем нам поучиться у неё нисколь не воинственным делам, а как раз добрым, по-мудрому общим.
