Non-fiction

Черчилль не был, несмотря на все его порой серьёзные, порой шутливые объяснения в любви к сионизму, таким его идейным сторонником, как его предшественники Ллойд Джордж и Бальфур. Он воевал за свою громадную Империю, частью которой была маленькая Палестина, крошечный сионистский Ишув. Воевал против монстра, поставившего своей чуть ли не главной задачей уничтожить еврейский народ, или как любил говорить Черчилль — еврейскую расу.

Когда-то в долине было большое пресное озеро, но сегодня на его месте осталась только роща и сочная зелень. Еще во времена английского мандата над главным источником Эйн Самия построили насосную станцию, которая стала откачивать воду и гнать ее по трубам в деревни на горах. Трудно поверить, но вплоть до ХХ века, то есть до периода английского мандата, для сбора и хранения воды здесь использовали те же средства, что и во времена праотцев — каменные ямы.

Советская пропаганда дала залп в полную силу. Израиль был обвинен, во‑первых, в «геноциде», а во‑вторых, в «заговоре, имеющем целью достичь мирового господства». Приписать такое намерение стране с населением, не достигавшим и двух с половиной миллионов человек, было поистине смелым полетом фантазии, но в горячке происходящих событий о правдоподобии думать было некогда.

Нет причин идеализировать систему. Но, во-первых, где, при которой из систем и властей, блага распределялись по справедливости? Во-вторых же, то, что получали эти — очень немногие, — высокопоставленные люди, было ничтожной каплей по сравнению с тем количеством продовольствия, которое требовалось городу, и, даже не будь этих привилегий, миллионам граждан не стало бы легче.

Можно спорить с Солониным по поводу оптимального использования лошадей: в качестве тягловой силы или съедобного мяса, но… невозможно отрицать, что с весны 42-го голод ликвидировали без широкого использования конины, значит, главная проблема все же была не в этом.

Евреи, служившие в милиции, в своем большинстве были грамотными и преданными сотрудниками, они воевали на фронте и в партизанских отрядах, имели правительственные награды. Почти все они были уроженцами Белоруссии и оставались пристрастными к событиям в республике в годы оккупации.

То есть, идиш, условно, уже существовал около 801 года, в то время как немецкий язык начал формироваться, также условно, только к 842 году. А это означает, что идиш никак не мог быть простым диалектом немецкого языка. Все три языка: немецкий, французский и идиш возникли почти одновременно — из старофранкского языка, языка салических франков, в течение IX века новой эры.

Выбор самой умеренной и «облегчённой» версии религиозного образа жизни продиктован не только и не столько идеологическими соображениями, но представляет из себя компромисс между «правильным» (по моему разумению) уровнем соблюдения заповедей и моими реальными сегодняшними возможностями, учитывая груз прошлого. Но в настоящий момент я нахожусь в состоянии душевного равновесия между своим мировоззрением и образом жизни.

Я нарисовал языки пламени, вырывающиеся из окон, они закручивались вокруг крыши и пожирали мрамор. Мама спросила меня, что это, и я сказал, что это библиотека в Александрии, которую мусульмане приказали сжечь, потому что по сравнению с Кораном никакие книги не важны. Разве мама не помнит, что рассказывала мне эту историю? Мама помнила. Но почему я нарисовал это? Я не знал. Что я хотел сказать этим рисунком? Я пожал плечами.

В аудитории Шатуновский несколько минут отдыхал (этажи были высокие), потом медленно поднимался на кафедру или подходил к доске, говорил несколько тусклых слов — и преображался. Все в нем менялось: голос становился сильным и по-молодому звучным, тело — подвижным, руки быстро выводили на доске формулы. Он рассказывал так ясно, переходил от факта к факту так логично, что его понимали даже самые непонятливые.

Чья версия ближе к истине — та, которую Лейба рассказывал своему племяннику, моему отцу, или та, которую рассказывал своей дочери Яша — установить сегодня сложно, да и нужно ли? Тем более, что версии эти, в принципе, не являются взаимоисключающими.

До защиты оставалась неделя. Я бросился искать дополнительного оппонента. Ни о каком оппоненте из другого города уже не могло быть речи. И тут мне повезло: стать дополнительным оппонентом согласился д.т.н, профессор, зав. кафедрой Рижского института инженеров гражданской авиации Хаим Борисович Кордонский. Он был выдающимся ученым, специалистом по надежности технических систем, и его участие в защите должно было укрепить мою позицию.

В нашей квартире в темной, не освещенной прихожей была дверь, которая никогда не открывалась, была наглухо заперта. Нам, детям, было, конечно, любопытно: а что там за этой таинственной дверью? Но прошло несколько лет, прежде чем случилось, можно сказать, историческое событие: дверь оказалась приоткрытой, не знаю, по какой причине.

Таким образом, весь конец Четвертичного периода, заканчивающего собой нашу Геохронологическую шкалу, — эпоха Голоцен, начавшаяся 11,7 тыс. лет тому назад и нынешняя, только что начавшаяся по её предложению в 1950 году — эпоха Антропоцен, являются уже седьмым днём. Днём, не отмеченным Творцом никакими делами, ибо он объявил его днём отдыха, и сам от Земли удалился.

И воображение немедленно рисует идиллическую картину: растроганные жители Добржиша снимают с себя украшения, часы и одежду и со слезами радости отдают все свое добро «поизносившимся» партизанам Богуна... Владимир Бирчак указывает: «Не забывал «Богун» и о себе: он так ретиво боролся с нацистами, что в 1945 году привез в Киев 8 кг золота и серебра, 5 чемоданов награбленного добра и приехал на собственном авто».