Проза

Я исподволь наблюдаю за её реакцией. Вначале она не обращает никакого внимания на перо, брошенное мною неподалёку от того места, где она улеглась в своей любимой позе на боку, вытянув лапы и хвост и приподняв голову с направленными на меня ушками-локаторами. Зевок, другой, демонстрация белых клыков и розового язычка. Затем она обращает внимание на шевельнувшуюся от порыва сквозняка деталь голубиного хвоста, оброненную хозяином. Усы её, не такие угольно-чёрные, как её шубка, а скорее серые, нацеливаются на частичку голубиного оперения, нос улавливает запах птичьей плоти, она привстаёт и, пригнувшись, медленно крадётся к перу.

Начался богатый событиями 1961 год. По-своему касались события и затерянного где-то в глухом сибирском селе детдома. Когда Ваганька был подло «убит» по дороге в столовую ложкой в спину, то убийцу, конопатого Шплинта, тут же отвели к стенке и расстреляли по вышедшему недавно указу, который комментировался в газете под заголовком «Смерть за смерть...»

Солнце только показалось из-за горизонта, а Никитична уже была на ногах. И хотя ноги всё чаще подводили — то зашоркают разóм, то на ровном месте заплетухнутся, то колени разболятся к перемене погоды или так — но поддаваться их прихотям Никитична не желала. Да и как тут поддаваться, когда делов-то кругом? Курей накорми, двор прибери, огород, какой-никакой, да есть — со всем управляться нужно. Хоть и не лето — середина октября — но всё же.

В этом фешенебельном районе Сити с его дорогими ресторанами и магазинами, заполненными самыми преуспевающими горожанами в сопровождении живых, увешанных драгоценностями кукол в сверкающих, обтягивающих платьях, оборванный и голодный учитель чувствовал себя неуютно.

Разлепив глаза около полудня, Гриша, не спеша встал, умылся, и с удивлением отметил, насколько не приспособлен он к здешней жизни, без понятия, как воды согреть, что с коровой делать, где еда лежит и есть ли она вообще. Хозяйственные вопросы озадачивали, это тебе не в холодильнике колбаски взять и бутерброд нарезать. Особенно расстраивало отсутствие кофе. Он нашёл в печи остатки картошки, помыл пару огурцов с грядки, но сначала сбегал и привязал корову за дорогой, слушать её ор стало невмоготу, а подоить так и не решился. Возвращаясь, закинул ведро яблок свиньям.

Ни о чём в жизни так не мечтаю, рождённая в вольных мачтовых лесах из тёплой золотистой сосны, как постоянно быть в любимых с детства местах. Величественные и врачующие хвойные чащи с ожерельями густого ивняка по песчаным берегам рек и озёр не наскучат никогда. Вспомните, насколько доверчиво и ярко вкрапляются в хвойные леса пёстрые берёзовые и осиновые рощицы, рябинки и вязы с узорчато-резными листьями, кое-где клёны! Здесь всем есть место под солнцем.

— На этом повестка расширенного заседания комитета ВЛКСМ биолого-почвенного факультета МГУ исчерпана, заседание закрыто. Запишите в протокол. — пафосно протрубил Фу-Фу (точнее — секретарь комитета комсомола биофака Феликс Фурин) со своей трибуны. С той самой, с которой, не так давно, громил вейсманистов-морганистов и прочих апологетов продажной буржуазной девки-генетики академик-орденоносец товарищ Трофим Лысенко. — Но прошу не расходиться, есть ещё ряд технических вопросов.

Накормив Фрю оладьями с вареньем и молоком, бабушка аккуратно и неторопливо, как и все, что она делала, начала ставить веточки в вымытую до блеска крупную вазу из толстого рельефного хрусталя. Ее касания выглядели как некий древний весенний ритуал: казалось, она верила, что контакт с ее руками поможет веткам расцвести и быстрее, и ярче...

...Но ты не беспокойся: если ты, не дай бог, помрёшь, мы тебя съедим... Да ты не подумай чего! А то, ишь, испугалась уже! Нам питания-то хватает. Это мы – ну, раз уж ты спросила, – из соображений гигиены. Мы же санитары леса, сама знаешь!

Зеленый напиток бродит в застенке хрустальном. / Рецепт его - тайна для ближних и дальних. / Говорят, там немного имбиря и йо-хо-хо рома, / пригоршня пряной грязи Макондо, / ты не сыщешь в Колумбии злей.

...Лучше стань пацифистом, в изводах земного кошмара / ты бывал секундантом поэтов, ловцом крокодилов, / игроком в казино, брадобреем, владельцем пивбара, / где вторичная группа бэушный свой блюз заводила.

Речь пойдет здесь, однако, о Ржевском-среднем, Павле Алексеевиче (1784-1852), которого многие считают прототипом нашего героя. По словам критика Владимира Кузьмина, именнно этому персонажу удалось стать “той недостающей частью российской истории, которая может скрепить ее в единое целое”.

– Этносы и народы уверяют: наши мифы написаны не нами. Вся братия великих из обители поэзии, от Гете до Бродского, талдычут одно и то же: не я пишу стихи… А кто, позвольте спросить?

А если так: никаких призраков, никаких теней, просто мебель двигается сама? Вода включается, потому что ей так хочется, и аккуратно выключается, потому что хватит уже. А все потому, что природа не терпит пустоты и наполняет опустевшую квартиру звуками и движениями.

Он, бывало, едет домой, а шофер заруливает в проулок меж двух завалившихся бетонных заборов, останавливается и гнусавит: «Плиехали». И глаза у него такие добрые-добрые…