Проза

Каждая книга несет столько смыслов, сколько их можно в ней найти. Правда, есть один смысл, авторский, тот, для которого и написана книга. И вот есть книга — все ее читали, есть автор — все знают, хоть и не говорят вслух, кто он, — а смысла не знает никто.

С парнями всё было ясно. Ясно было, что они решили «склеить» доверчивых советских девушек, рассчитывая на то, что сквозь «железный занавес» не проникает никакая информация с Запада и проверить их небылицы не получится.

И кажется мне, что надо при всякой возможности запасаться радостью впрок, на все несчастья и потери вперёд ― везде, где придётся, набивать ею полные карманы. Чтобы всегда был золотой запас чувства беспричинной и недоказуемой ценности бытия: золотые угольки, которыми мы потом, когда придётся, будем освещать себе мрак.

«Мне трудно об этом вспоминать, — глухо говорит он. — Но это очень важно, чтобы ты меня простил.» — «Хорошо, считай, что уже простил. За что?» — За то, что я однажды переспал с твоей женой».

Ну вот, скоро зажжется желтой мимозой электрическая лампочка на длинном шнуре, и тени буковок, учась плавать без спасательного круга, утонут в белом безмолвии листа. Я спасу их, я вытащу их на свет из бездны немоты. Я дам им имена, как когда-то Адам давал имена птицам, рыбам, животным. Переводные картинки я переведу на язык людей, а позже занесу их в словарь поэзии.

С утра светило солнце. О вчерашнем дожде напоминали только лужи и мокрая земля. Позавтракав, Эмиль отправился в город. Там он сел на автобус и поехал куда-то на окраину, где долго бродил, вдыхая сигаретный дым, иногда останавливаясь передохнуть на попадавшихся на пути скамейках. Разгребая ботинком гору опавших листьев, он осознал, что с момента приезда ему никто не звонил. Эмиль поразмыслил и не удивился. У него мелькнула мысль набрать номер матери, и он уже потянулся к телефону, но рука замерла в воздухе. Эмиль не представлял, что будет говорить. Отделываться общими фразами не хотелось, рассказывать о происходящем он не был готов.

C комментариями Александра Руднева

На волне поднявшегося национализма, уже 31 августа того же, 14-го года, император Николай Второй высочайше повелел переименовать столицу из по-немецки звучавшего Санкт-Петербурга в Петроград, что вызвало возмущение среди значительной части русской интеллигенции или, как сейчас принято говорить, «элиты».

Но случилось, как случилось, и очередная анонимка попала не в мусорную корзину майора Приходько, а на стол к младшему лейтенанту Зильберману. И вот теперь милицейский воронок, на котором они с сержантом и водителем приехали, стоял перед выбеленным извёсткой забором Меера.

И вот через сорок лет Иисус Навин привёл своё войско израилитян в эту долину. Уже седые волосы появились на его голове, но рука была тверда при ударе копьём и мечом. Рядом с ним восседал на коне Хаим, самый сильный воин.