Культура

«Из века в век пытливая человеческая мысль изобретает всё новые и новые алгоритмы истребления людей. Мы то и дело оказываемся на грани самоуничтожения: кризисы, наподобие Карибского, в мои времена множатся и множатся. И всё это заставляет задуматься о смертельной опасности, о пагубности самого вектора человеческого существования…»

«Если классика в новациях опиралась на традицию, то модерн не развязывал, а рвал доставшиеся и затягивал новые узлы. Менялись отношение, шкала ценностей, вектор порыва. Старый диагноз был точней, задевал дух, а не душу лишь, ставился, чтобы исцелять, а не бередить язвы. Мысль, что вскрытый модерном нарыв, очищался, спорна; вирус, скорей, разносился. Буря и натиск не очищают, а разрушают и смешивают…»

«…красота — это прекрасное настроение. Это определение непременно вызовет улыбку. Если, однако, понимать под настроением не поверхностную реакцию на житейские обстоятельства, а созвучие основных душевных струн, — это определение уже не будет звучать так наивно…»

«Кто же того не знает, что в государствах исправление всяческих непорядков, как светских, так и духовных, и соборы великие призрением Божиим с помощью христианских цесарей и королей бывали и бывать еще имеют…»

«Небо гораздо более земли, но не следует допытываться того, какова сущность неба, ибо она нам неизвестна…»

«Появится автор или даже отдельная вещь, которая взорвет страну. Этим потрясением возродится литературный процесс. О формах его воплощения судить не берусь, но сетевые забавы сменятся настоящим. Это неизбежно. И русская литература с нашим, не западным каноном предъявит миру эталонные образцы и установит планку…»

«Поскольку начинал я со страшилок, то в свое время умудрился прочесть почти всего Стивена Кинга. И на тот момент считал его лучшим писателем на свете. Нынче, конечно, отношение изменилось. Как автора я его по-прежнему уважаю, но читать уже не могу…»

«Честный демократизм, честный гуманизм, честная социальная справедливость, честный патриотизм — когда литератор хитрит на этот счет, то… нет зависти касательно его успехов…»

Гумилёва большевики-евреи расстреляли — белый русский офицер, Есенин повесился — троцкисты поспособствовали, Маяковский застрелился — Брики с Яшкой Аграновым извели, Горького Будберг отравила, Цветаева повесилась — жидовский Союз Писателей доконал, Бабель и Мандельштам погибли в ГУЛАГе... Нескончаемым потоком идёт эта мутная волна на российского обывателя со страниц свободной антисемитской русской печати.

Галич всегда относился к заявленному жанру вальса неприязненно и насмешливо. И вдруг почему-то в песне о Зощенко решил сделать вальс своим союзником — неудивительно, что песня оказалась малоудачной.

В общем, достоевской скороговорочкой изложена правильная история абсолютно дезориентированного в культурном пространстве позднего советского интеллигента и обозначен финал "толстых" журналов. Их превращение в "Жуйстер". Если Вы такую жуйню печатаете, то кто ж Вас будет читать?

Вклад Голдовского в понимание оперы в США был огромным. Трудно назвать другого музыканта, который бы сделал больше, чем Голдовский, для популяризации этого жанра. По словам Милнса, он был «одним из наиболее значительных популяризаторов оперы в наше время».

Мой дедушка, которому нужно было зарабатывать деньги, зачастую превращался в композитора-«негра» и писал музыку за других композиторов, включая, например, и основоположника узбекской музыки Мухтара Ашрафи. А с композитором Анатолием Новиковым дедушка писал песни в официальном содружестве.

От распродажи Эрмитажа больше всего выиграли Меллон и Гульбекян. В результате этой распродажи они стали крупнейшими в мире частными коллекционерами старых мастеров. Но, конечно, коллекция Меллона была на голову выше: ему достался главный приз ‒ «Мадонна Альба» Рафаэля.

Именно в роли непримиримого борца с коммунизмом, поражение которого обрушит СССР как великую державу, приветствовали Александра Исаевича на Западе. Их охлаждение к нему наступило тогда, когда они пришли к выводу, что в своей борьбе с Советами он — не демократ, разделяющий "горбачево-общечеловеческие ценности", а русский националист.