Мнение

О книге Вилли Р. Мельникова «Штурман железнодорожного плавания»

Как все, пророк — плоть и кровь, подвластные времени. Но, кроме того, отличная от других малая малость: дух, времени не подвластный. Как все, умрет, но и через поколения память о нем не сотрется. Малая малость переживет потомков его потомков, она бессмертна. Она — даже помимо воли его, отличает от соплеменников-современников.

Продолжение еврейской жизни после Холокоста само по себе является свидетельством того, что Завет сохраняется и что голос Бога продолжает звучать, пусть не прямо и неясно для современных наследников тех, кто стоял на Синае.

Говоря о главных человеческих прегрешениях нельзя не упомянуть следующее. Почему в Торе столь постыдные действия связаны с Храмом и первосвященником? Может эта библейская аллегория говорит о том, что люди способны превратить храмы в притоны, позволяя верховодить в них преступникам, бандитам и всяким лицемерным приспособленцам?

Вера, делающая еврея Богом, умершим на кресте, начинается с «двойного сознания»: с одной стороны признается, что Израиль — источник Веры, с другой — явные языческие мотивы. Яков боялся, что египтяне превратят его мертвое тело в идола, поэтому приказал похоронить его в Хевроне.

Со временем потомки иерусалимских мудрецов стали воспринимать перевод Торы на другой язык как национальную трагедию, называя Септуагинту профанацией Священного Писания и уподобляя ее одиозному символу идолопоклонничества — Золотому тельцу.

Русское слово Еврей впервые было включено в текст книг Ветхого Завета Синодальной Библии, изданной в 1876 г., откуда оно распространилось в русском языке как родословная принадлежность к секулярному еврейскому народу, происходящему от потомков Авраама Еврея.

Справедливо ли в предательстве обвинять того, кто верности не обещал — ни эксплицитно, ни даже по умолчанию? Каким-то отдельным евреям, с которыми его связывала личная дружба, да, помог, но никогда не подряжался обеспечивать выживание еврейского народа. Да, местами и временами отношения были вполне добрососедские, коммерция была взаимовыгодной, но ведь на самом-то деле не бывало никогда братства.

Считается, что государственный антисемитизм прекратился в СССР в 1988 году, но его проявления на других уровнях не прекратились. При выходе из метро «Профсоюзная» в Москве появлялись листовки злобного антисемитского содержания.

Парадокс в том, что коммунистический режим, уничтожив дореволюционное прошлое, тем не менее, создал новый культурный слой на оставшемся фундаменте — на русской классической литературе, музыке, театре. Была преемственность. Нынешняя власть, декларируя возврат к прежней России, на самом деле понятия не имеет о том прошлом, о его связи с советской культурой.

По Люксембургу и тем, кто разделяет его взгляд на причину Катастрофы, получается, что Бог решил коллективно наказать шесть миллионов евреев за то, что они отступили от Торы, не разбираясь при этом кто грешник, а кто праведник. Удивительно, но ведь как раз именно Тора говорит о милосердии, которое готов был проявить Господь, когда решил покарать Содом. Он склонен был пощадить погрязший в грехах Содом в том случае, если Авраам найдёт там хотя бы жалкую горстку «праведников».

Березовский гораздо быстрее многих коллег понял преимущества предпринимательства перед наукой (наверное, убедился в недостижимости Нобелевской премии), когда в перестройку создались условия для занятия предпринимательством в СССР.

«Посмотри в небо — там давно собираются тучи. И вот уже первые капли благодатного дождя бегут по твоему лицу, вешний ливень наотмашь хлещет по дымной лощине, а черная земля вновь простодушно и беззащитно выбрасывает навстречу небесам то, чем она вечно будет чревата, — зеленые побеги надежды и веры. Не торопись, останься тут еще на миг — и нежный, клейкий, ласковый лепет обовьет твое существо с ног до головы, превращая тебя в ствол и крону, в ветви и листья…»

«Все, что случилось со мной, думаю, связано с тем, что я очень любил литературу русскую. Писатели любимые (Шолохов, например) становились для меня спутниками жизни. Благодаря им я был предан правде и очень любил народную толщу, существо жизни народной. С этого началось мое творчество. Если бы я этого не исповедовал, я бы ничего не написал. Вообще я бы без литературы не существовал. Литература стала моей судьбой и спасением. Так и для вас что-то — журналистика, может быть, — должно стать спасением, если вы будете добросовестно и с любовью, прежде всего к письменности, которой сейчас учитесь, служить этому…»

«Одни и те же явления культуры у нас и на Западе имеют близкие начала, но разные функции. При этом стоит помнить, что при заимствовании форм извне происходит их перелицовка: материя та же, а выглядит иначе. Или: смотрится не хуже, а в основе — имитация, иной субстрат. Оригинальным легко быть, но трудно стать; это дар, а не заслуга…»