Интервью

«Возводимое или возведенное в культ делает человека фанатиком, а значит — рабом: идеи, явления, дела, предмета поклонения. А это может повлечь к ослепленной защите кумира, идола, фантома (чего бы то ни было) вплоть до разрыва дружеских отношений, драки, убийства, пожертвования собой: то есть от дерзкого, ужасного — до возвышенного (себя — в жертву…). При эстетическом плюрализме, иначе — массовой культуре, предлагающей просто потребление эстетического, да и всей культуры в целом, мотивации тех же поступков могут быть не от остроты чувств, а от неразберихи, хаоса в сознании, ограниченности знаний, затруднении отделить “зёрна от плевел”, особенно определить и дифференцировать сближающиеся противоположные категории. Возможно, на этом фоне возникают инфантилизм, безразличие, безыдейность, банальная пресыщенность окружением и окружающим, разного рода депрессии…»

«”Сакральное”, заметим, по самой своей природе, претендует на адекватность красоте, ситуации совпадения-тождества реальности и идеала. Однако на самом деле, конечно же, названное тождество выполняется далеко не всегда. И это прямо относится, в том числе, и к претендующим на “сакральное содержание” календарным праздникам, среди которых в наше историческое время особое место занимает такой, как День (принятия) Конституции. О специфике моментов “сакрального” и “профанирующего” в отношении “Дня Конституции” как праздника, содержанием своим указывающего на особую определенность идеологического предмета, я и хотел бы высказаться здесь…»

«…каждый выбирает сам, ограничивает Бог его свободу или нет. И чем отличается сотрудничество с Богом от сотрудничества с дьяволом. Где-то читал, что рогатый — очень даже хороший художник. Вот только создавать он может исключительно иллюзии, и об этом очень хорошо написал Михаил Булгаков в “Мастере и Маргарите”. Он создает одни лишь формы, внутри которых и всегда — он сам. И только Бог, даруя человеку настоящую, а не мнимую свободу, позволяет создавать что-то несоизмеримо большее…»

«Библиотеки исчезнут, как и деревни, и никто этого не заметит. Если раньше говорили, что критик — это несостоявшийся писатель, то теперь можно сказать, что писатель — это несостоявшийся читатель. Будущее русской литературы — неопределённое…»

«В этом очень помогает музыка, её свойство становиться как бы ключом к памяти, к более ранним версиям себя. И когда какое-то произведение превращается в такую ячейку прошлого, “камеру хранения” воспоминаний, его сложно слышать таким, каким его слышат другие, оно приобретает скрытый, личный смысл. Музыка, которую я люблю, имеет для меня отчасти именно такое значение…»

«Делом моей жизни стало учительство. Неожиданный выбор для человека, сбегавшего в юности с уроков. Но в этом смысле мне повезло. Нашёлся всё-таки учитель, заронивший во мне любовь к языкам…»

Почему люди пугаются самого этого слова: смерть? «Я еще не готов читать вашу книгу», - говорит мне нью-йоркский писатель Б.Н. В одном из известных российских издательств готовы напечатать «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти», но при одном условии: нужно изменить название. Это условие принять не могу.

...Если о Брайтон-Бич, то у меня к нему двоякое отношение: ненавижу и люблю (Odi et amo). Ненавижу за бесцеремонность некоторых жителей-обывателей, за грохот надземного сабвея, за нелепую смесь русского языка с английскими вставками, за излишне пёстрые наряды дам в мехах и золоте, за несчастных бездомных, просящих милостыню на каждом углу… И люблю!..

Мехмат МГУ — одно из достижений русской цивилизации. К сожалению, он сейчас во многом «упал», что там говорить. Но ведь всё «упало», и сама Россия «упала». Мы — наша интеллигенция, наше поколение — тоже «упали» в большой степени.

В связи с «бытовой темой» вспомнилось следующее. Где-то в 1992 или 1993 году, когда рухнули цены, я летел из Москвы в Тюмень. Я уже был академиком, это точно. Передо мной, в самолёте, один парень, из молодых, купил себе банку пива. И когда я услышал цену за эту банку — я ошалел! Вот тут я понял, что я нищий. Просто нищий. Купить банку пива в самолете — для меня проблема…

Русская история — это синусоида: диктатура, хаос и снова диктатура (в преддверии очередного хаоса). Литература постоянно оказывается в тисках у цензуры и самоцензуры. На Западе же мы можем себе позволить свободу от колебаний генеральной линии. Наши журналы, те, которые «не продались большевикам», полностью независимы.

Мне никто не мешает всю Субботу напролет думать о Бытии, да вот беда, всякая чушь в голову лезет. И некому жаловаться, каков ты, такова твоя Суббота. Я, пожалуй, слишком погружен в повседневность. А от нее не убежишь. Она и в пустыне, и в храме догонит.

"Когда люди на старости лет становятся добродетельными, они всего лишь посвящают Богу то, чем побрезговал дьявол."

«Власти не стоит ждать бунтов против повышения пенсионного возраста. Их не будет. Все будет тихо… Тихо и мертво, потому что люди просто перестанут верить в элементарную справедливость. Возможно, это самое страшное, что может произойти — нравственное омертвение совести народа…»

«…без соприкосновения с добротой и душевной теплотой окружающих, без хотя бы единственного прекрасного по своей сути поступка жизнь — не человеческая жизнь. Можно не обладать тонким вкусом к цвету, звуку, форме, гармонии, но без вкуса к духовному человеку никак…»