Интервью

Таким образом, если до приезда в Берлин я считал себя математиком-теоретиком и немножко свысока относился к практическим задачам, то в Берлине я познакомился с другой стороной математики - с её прикладной стороной. И, собственно, был покорён ею. Так под влиянием Горенфло я научился применять математику для моделирования конкретных задач естествознания.

– Может быть, дело в анкете, хотя по паспорту я – русская, у меня мама русская, но, как известно, бьют не по паспорту. Я оказалась в отсеве и была вынуждена поступать в любой институт, куда принимали без конкурса. Больше мне ничего не светило, а надо было куда-то определяться. Выбор был невелик: Финансово-экономический институт (а я всю жизнь относилась с большим презрением как к финансам, так и к экономике), или 2-й Ленинградский педагогический институт иностранных языков. Я подумала и решила, что мне совсем не вредно изучить французский язык. В эту же приемную страду я подала в Ин’яз документы с университетскими оценками, и меня приняли. Там собрались обломки кораблекрушения – абитуриенты, не прошедшие конкурс в престижные вузы. Мы учились, глубоко презирая наш институт, потому что не мы его выбрали. Языку нас учили первые два года, а потом пошли школьные практики, методические занятия… Сколько было ненужных предметов! Кроме марксизма-ленинизма – педагогика, история педагогики, методика, история методики, школьная гигиена…

Репутация — это трудно определяемая, но большинству людей понятная категория. Для меня важно, чтобы журналы и альманах отвечали своим целям и соответствовали высоким требованиям интеллигентных посетителей портала. Это определяет и отбор материала, и требования к авторам.

«...Ни одна дурная прочитанная книга никуда из генетики не девается. И она рано или поздно начнёт разрушать ваше сознание, а ещё хуже – сознание детей и внуков. И вы не поймёте, отчего вам трудно с детьми, а это оттого, что вы повредили душе дурным чтением. И это не они виноваты, а вы. Лучше умрите под забором. Ну, я и понял и не тратил времени на книги, которые «грозили душе». На той странице и закрывал, на которой это чувствовал...»

В 1950 году я на даче написал от руки свою диссертацию. Потом её оформлял, и к концу года она была готова. В начале января следующего года я, с сумкой с четырьмя экземплярами докторской диссертации, поехал, естественно, в Стекловский математический институт, куда ещё я мог поехать в 1951 году?