Воспоминания

Когда-то в этом парке по субботам и воскресеньям из репродукторов бубнил "Маяк", скрипели незамысловатые аттракционы, а скучающие у своих тележек краснолицые тётеньки подавали вам тёплые пирожки с повидлом, прихваченные с двух сторон жёстким серым бумажным листком размером с промокашку. А теперь...

Немцы правили, используя устрашение. Ежедневно убивали невинных людей. Однажды они согнали в Большую синагогу около двух тысяч евреев, заперли дверь и подожгли здание с людьми внутри. Среди жертв были многие лидеры общины и интеллигенция. Время от времени забирали сотню-другую евреев и отправляли в лес в Петраши под Белостоком, где их уничтожали.

Задание вроде бы простое – заминировать бомбами замедленного действия тыловые подступы к крепости Бофор. Эта крепость, построенная крестоносцами в 12 веке на обрыве над рекой Литани, возвышается над восточным участком Ливано-Израильской границы и превратилась в важную опорную точки засевших в Южном Ливане палестинских боевиков.

Рыцари – каким ореолом славы были овеяны они для нас с детства. Рыцарь духа, рыцарь совести и мужского благородства, на коленях поющий серенады своей Прекрасной Даме. А на деле это была разнузданная чернь, шайки бандитов, возглавляемые аристократами и залившие кровью еврейские общины Франции и Германии.

Можно было понять евреев, принявших лютеранство ради карьеры. Но ради чего Борису надо было становиться Фихте? Ведь максимума, возможного еврею в Советском Союзе, он достиг, ещё будучи Фихтманом. Непонятно. Впрочем, как и всё остальное? Но это можно было бы сказать, лишь не зная того, что пришлось пережить Борису в детстве.

И вот наступил-таки день, когда нам с отцом было предложено в назначенный день и час посетить кабинет Юрия Николаевича на Лубянке. Мы, конечно, ко всему приготовились - к любому развитию событий. Только что узелки с собой не взяли. Никто не мог поручиться за наше ближайшее будущее, коли мы засветились в Конторе. Приготовились даже к увольнению из института, где мы оба в то время работали.

Поездки по стране, в основном, на Украину и Прибалтику. Знакомства с евреями, жаждущими уехать в Израиль. Ну, и веселились, конечно. Так, Драбкин мог подойти к какому-нибудь по виду зачуханному еврею и спросить: «Ты еврей?» В ответ испуганное: «Да... А что?» Давид спрашивал: «В Израиль хочешь уехать?» У того глаза на лоб вылезали. Я спрашивала Драбкина: «Зачем ты пугаешь бедного еврея?» А он: «Я не пугаю. Я его навсегда заражаю сионизмом! Он никогда не забудет эту сцену!»

Лагерник Додин помогал другим зекам, преимущественно иностранцам, которые в лагерях были особенно беспомощны. Это стоило ему двух судимостей. Так он продолжил деятельность созданного его родителями в 1918 году общества "Спасение", своё участие в которой начал ещё в 1938 году.

Майкл участвовал в боях Войны за независимость до победы, в том числе в печально знаменитой попытке выбить Арабский Легион из монастыря Латрун. В израильской историографии не очень афишируют тот факт, что монастырь уже находился в руках еврейской армии, но в связи с нехваткой войск, в какой-то момент Бен-Гурион приказал перевести удерживавшие его силы в другое место. Это была роковая ошибка, которая привела к блокаде Иерусалима.

Песня Окуджавы об Арбате, который он называет своим отечеством, не стала моей. Кусок улицы, как раз напротив нашей поликлиники, превратился в центр антисемитских демонстраций. Здесь поэты читали стихи, зовущие Русь освободиться от евреев-извергов человечества, вывешивались стенды с поэмами, «разоблачающими» их засилье, другие машинописные тексты, столь же актуальные для Перестройки.

Жизнь в коммуналках – тяжелое социальное рабство, и те, кто прошел через это горнило, уже не боялся ни армии, ни пионерлагерей, ни просто лагерей: главные правила социалистического общежития он уже знал и свято соблюдал.

Мы были счастливы и чувствовали себя свободными людьми. Это чувство свободы начало развиваться, как росток, именно в Вене и становилось все более мощным с каждым шагом вперед. Личная свобода была воздухом, которым мы начали дышать здесь.

Воспоминания о выдающемся русском писателе советской эпохи Владимире Дмитриевиче Фоменко.

От редакции: Даже в наши дни выходят в свет книги, авторы которых – люди совести. Обидно, что тиражи таких книг невелики, что ареал их распространения, как правило, ограничивается европейской территорией России, а то и вовсе – одной столицей. Среди таких книг особое место занимает «Личное дело» Александра ­Михайлова. В январском номере «Литмеридиана» мы начинаем публикацию глав этой книги.

«...P.S. 1. Пессимист не стал ходить в столовую, так как сидел за одним столом с капитаном. Еду ему стали носить в палату. 2. На субботу и воскресенье больных отпускали домой. За пессемистом приехали на новом «Мерседесе»...»