Воспоминания

Я подождал, пока уймётся дрожание рук, и аккуратно дописал между текстом и подписями: «Экономических претензий к семье отъезжающей дочери не имеем.» Это была единственная фраза, требуемая ОВИРом. Дверь на выезд была взломана. Но дальнейшее требовало осторожности. Теперь нам придётся уезжать втайне не только от московских родичей, но и от жившей в Дарнице Тониной тётки. Если подделка будет обнаружена, мне не поздоровится.

Нет, мой директор новой школы Михаил Никитич Приходько не говорил, что я недостаточно знаю математику и русский язык и литературу — он просто распорядился поставить мне по обоим предметам на выпускных экзаменах четверки, при том, что во все предыдущие годы по этим предметам у меня всегда были только пятерки!

Под кровать на сей раз заполз дедушка. Он прижался спиной к самой стене, в глубине, а бабушка и еще какие-то женщины, среди них и мама, сели с краю и принялись за вязанье. Бандиты вошли, что-то негромко спросили, приказали женщинам встать, один из них, только немного пригнувшись, сунул дуло винтовки под свисавшее покрывало и выстрелил.

Конечно, внутри у каждого возникал нехороший холодок. В конце концов, мы все были никакие не диссиденты, а обычные советские люди и трепетали перед партийными органами и просто органами, теми самыми, которые вдохновили ГКЧП на подвиги. А тут нам выпало писать такую крамолу, о которой еще вчера подумать было страшно. И делалось это по приказу начальства.

Татьяна Лившиц-Азаз написала удивительную книжку: с одной стороны, в ней отражен частный опыт эмигранта, нашедшего свою духовную нишу в журналистике, а с другой, — на страницах книги идет откровенный разговор о жизненно важном предмете: о самоидентификации выходца из России, “построившего свой дом” в Израиле.

Зенит земного бытия — / Зенит тоски невыразимой.

Сознание, конечно, огромная (и растущая) сила, — говорю я теперь, через шестьдесят лет, — и в нём главная гордость и опора человека. Но сознание — всё же нечто вроде яркого фонарика, который можно направить на тот или другой участок внутри себя. А уголков этих много, и они часто неведомы и неожиданны. Какая же сверхсильная работа слабенькому сознанию в детстве!

Пусть таманская земля будет ему пухом и приютит прах великого странника, совершившего своё главное литературное путешествие, не уходя далеко от отчего Дома

Я даже помню ощущения радости и чего-то незнакомо-необъятного в моменты получения этих подарков. Книги были не только интересными и полезными; в раннем детстве они впечатляли также оригинальностью форм...

Как-то на уроке истории изучали эпоху Наполеона, и учитель говорил, что великий император не завоёвывал страны Европы, а лишь освобождал народы от рабства. Попытался принести свободу и в Россию, где особенно процветали дикость и крепостное право. Но не смог, потому как уж очень большая территория у русского царя. К тому же там, на южных и восточных окраинах живут полудикие жестокие и коварные казаки. Они помогли русскому царю в войне с Наполеоном, а потом пришли в Европу, и Франция содрогнулась от кровавого насилия...

В одном из летних номеров «Нового Журнала» за 1947 год Набоков опубликовал стихотворение под названием «Кн. С.М. Качурину» («Качурин, твой совет я принял…»). В нем автор (Набоков) рассказывает (довольно подробно) через посредство своего мнимого адресата о своей поездке в большевицкую Россию, в Ленинград и, якобы, шатается там в толпе советских людей на берегах Невы, у Ростральных колонн, «Медного Всадника»...

Никакой опыт не проходит даром. А что, если существует в природе «обратный опыт»? То есть ты проживаешь вперед то, что по времени еще не подошло к сюжету твоей жизни. Я пересидел Мишу-офицера. Я обладал Маринкой! ..

«Я давно заметила, что в России Кэрролл пользуется особым вниманием и любовью, и я задалась вопросом — почему? Говорят, он прекрасно переведен на французский и немецкий, но во Франции и в Германии Кэрролл никого особенно не интересует. А в России интерес к нему такой же, как в Англии, а возможно, и больше…»

...Много лет спустя, в последний год жизни Горелова, мы с коллегами назовëм в его честь новый вид скорпионов из Туркмении: Olivierus gorelovi (Fet et al., 2018) (семейство Buthidae). Зоолог Георгий Шенброт ещë в 1986 г. описал по сборам Горелова ископаемого тушканчикa из Бадхыза, Salpingotus gorelovi. Но похоже, что наш скорпион — единственный ныне живущий зоологический вид, носящий имя Юрия Константиновича.

Насколько важно знать «природу» целеустремленности? История науки дает примеры того, как вопрос, считавшийся насущным, вянет, фактически исчезая из повестки дня. Таким был в XIX веке вопрос об устройстве эфира, снятый теорией относительности.