Публицистика

Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.

«…тот, кто привык действовать «во имя своё», не может рассчитывать на помощь извне. Потому что, сосредоточившись полностью на своих интересах, он перестаёт воспринимать мир в истинном свете. Человек, живущий только для себя, опирающийся только на своё мнение, уже тем самым отвергает единство творения и лишает себя естественной связи с его мощью. И когда сталкивается с настоящими трудностями, он не знает, откуда можно взять сил для их преодоления…»

Одной из важных причин замалчивания и неприятия памятника в Советском Союзе были антисемитские стереотипы, укоренившиеся в сочинениях по отечественной истории, ‎—‎ начиная с периода позднего сталинизма и вплоть до конца советской империи. Тогда, по замечанию Питера Голдена, у советских историков «хазарская тема стала почти табу».

Начальный период еврейского театра описан в истории смутно и противоречиво. Запутывали будущие исследования и сами «пионеры», невольно или сознательно выстраивая для будущих историков театра сущие головоломки. Прежде всего, это относится к спорам о том, кто же был истинным творцом профессионального театра на идиш в России.

Свой главный труд — под названием «Русофобия» — Шафаревич закончил в 1982 году. Опубликовать его было невозможно, и даже в самиздат автор решился его запустить лишь через несколько лет, когда в воздухе запахло горбачевской гласностью и либерализмом. К 1989 году гласность зашла уже так далеко, что «Русофобия» появилась на страницах журнала «Наш современник».

Он шьет балетки — для Одри Хепберн. Именно этот итальянский сапожник придумал обувь на платформе. Танкетки также обязаны своим изобретением Сальваторе Феррагамо и, как ни парадоксально, Бенито Муссолини.

Для того чтобы написать письмо, мало было иметь бумагу и карандаш (перо и чернила хранить было негде), нужно было выбрать правильную позу. Удобно устроиться, собраться с мыслями и сочинить те несколько строк о главном — солдат жив, здоров, воюет, надеется на встречу.

После сентября 39-го года угроза войны заставила всех вовлеченных в процесс проектирования и строительства кораблей шевелиться существенно быстрее. Из-за событий в Европе первоначальная программа USMC была увеличена в 39-м году до 100 кораблей в год, в 40-м — до 200, а в январе 41-го — до 400.

Отец пророков и дописьменные пророки (не они писали — писали о них) были почти всесильны. Откликаясь на их молитвы, Господь творил чудеса. Скала откликалась водой (Моше), пророков-язычников огонь пожирал (Илияѓу), плащом рассекал воды Ярдена Элиша. Чудеса были формой диалога Всемогущего с избранным Им народом и человечеством.

Вопрос состоит в том, как при таком глубоком знании предмета, знакомстве не только с современными статьями, но и с историографией проблемы, автор мог прийти под конец к такой узкопартийной, даже конъюнктурной, позиции. Таким образом, данный очерк не столь тривиален, как может показаться на первый взгляд.

Такая ситуация отражает противоречие: с одной стороны конечно же недопустимо прохождение путей не только по улицам (это обсуждению не подлежит), но и вообще по районам тесной городской застройки, с другой стороны, пассажирская станция по понятным причинам должна быть в центре города. Самые правильное инженерное решение — это заглубление путей под землю.

Совокупную сумму экономических потерь — и то, на наш взгляд, весьма приблизительную — удалось узнать лишь однажды. Ее осмелился назвать в своих «Записках» бывший бессарабский губернатор (назначенный уже после погрома) князь С.Д. Урусов. Миллионный убыток, — вот его авторитетная оценка экономических последствий погрома.

Вернеру Гейзенбергу, возглавившему Институт теоретической физики, пришлось начинать практически с нуля: без ассистентов, без квартиры, всего с одним студентом, собирающимся писать диссертацию по физике…

Выжившие, вернувшиеся с войны — испытали новый пресс времени, пресс советской системы, и Самойлов cо Слуцким демонстрируют как бы два механизма действия этой системы: одни гнулись, другие ломались. Был ещё механизм ухода в себя, полного или частичного отказа от поэзии. Из того поколения, это — путь Николая Глазкова, Михаила Львовского, Александра Володина…

Всего шесть писем, причем два из них не целиком. Никакого продолжения, романтической истории. Но мне как-то интересно думать о юноше с такими мыслями в таком времени. Вероятно, в письмах к девушке есть что-то показное, но ведь важно, что именно он считал «красивым» показать девушке.